Марк
Курцер

Марк Аркадьевич, можно ли сейчас, исходя из нынешней ситуации, представить себе постоянный дистанционный контроль за состоянием матери, за беременностью, чтобы женщина приходила на осмотр только тогда, когда это необходимо?

У нас, врачей, занимающихся беременностью, очень сложная ситуация. Если сравнивать нашу работу акушера-гинеколога с работой педиатра-неонатолога, у нас просто катастрофа. Педиатр-неонатолог видит ребенка, может по его крику и гримасе, по цвету кожных покровов, по рефлексам определить, как он себя чувствует, болеет или нет, как проходит терапия. А представляете, как тяжело нам? Ведь нашим лечащимся является плод: мы не можем его определить, не можем пропальпировать, не видим цвета кожных покровов, его реакции на боль – больно ему в этот момент или нет. Это значительно осложняет задачу.

Плюс еще сегодняшняя транспортная ситуация очень влияет на беременную. Не могу же я пациентке каждый день или даже через день говорить: «Приезжайте, я все-таки должен убедиться, что ваш плод хорошо себя чувствует». Либо мы потеряем всех пациентов, они перейдут к нормальным врачам, либо мы должны это понимать и каким-то образом чередовать риски и достоверную информацию.

Здесь палочкой-выручалочкой является дистанционная медицина. Мы еще лет 9-10 назад стали использовать дистанционную кардиотокографию, кардиомониторирование плода. Мы выдаем пациенткам специальные гаджеты. Первые гаджеты (которые мы делали в Израиле) весили 300-400 г и были где-то 10х10 см. Наши пациенты модифицировали их: стали фотографировать экраны, не подключая к интернету, и отправлять нам по WhatsApp основную кривую, которую мы расшифровывали. Так неожиданно наш дежурный врач стал дежурным администратором. А сейчас мы используем новые гаджеты: их делают в Китае, они весят всего несколько граммов, маленькие, фиксируются на передней брюшной стенке, и мы получаем четкие сигналы.

Появилось новое поколение устройств, когда к обычному смартфону подключается ультразвуковой датчик, скачиваются программы. Доктор может с этим приехать на дом или пациентка может поставить ультразвуковой датчик и получить картинку ультразвука, и я ее увижу у себя в кабинете. Вот те небольшие примеры дистанционного лечения, которое уже широко используется. У нас сейчас одновременно мониторятся на дому примерно 250 наших пациентов, мы все видим и понимаем, что с ними происходит.

Клиники сети «Мать и дитя» расположены в разных российских регионах, не только в Москве. Помогают ли телеком-технологии управлять этим большим хозяйством, этим бизнесом?

Конечно. Возьмем простой вариант. Это диагностический. Мы проводим ультразвуковую или МРТ-диагностику. У нас есть руководитель всего направления службы, который получает большинство сигналов, которые ему приходят по различным каналам коммуникации. Он все расшифровывает и ставит вторую подпись. Сейчас он помогает коллегам в Новосибирске и Уфе и будет то же самое делать в Тюмени и Самаре, где мы строимся.

Следующий этап – это интегрировать умную операционную. Что значит умная операционная? Сейчас в основном идут малоинвазивные высокотехнологичные операции, когда мы камеру погружаем в брюшную полость с помощью лапароскопа и делаем операцию. И эту картинку мы видим у себя здесь.

Более опытные хирурги видят границу разреза, когда надо четко (например, при эндометриозе) видеть границу, четко понимать место преломления хирургической деятельности, где должен произойти разрез в ткани, не оставляя патологического процесса в организме пациента, при этом не лишая его функций определенных органов. И мы прямо проводим у себя на мониторе черту, хирург видит у себя, и по этому маркеру идет операция. Вот одни из немногих примеров.

Я уже не говорю о дистанционном получении анализов, когда анализ делается в одном месте, передается по средствам коммуникации, не теряется время, и врачи могут значительно быстрее приступать к различным видам лечения.

По сути дела, мы уже перешли к теме телемедицины. Каково ваше отношение к этому направлению?

Очень положительное. И сегодня это слово – «телемедицина» – стало очень модным.

Я очень много сейчас дистанционно консультирую, ко мне обращаются из-за границы, я вхожу в определенную группу специалистов по проблеме, которой я занимаюсь, – врастанию плаценты в рубец на матке после кесарева сечения. То есть мне присылается, допустим, код операции, данные обследования, лабораторные данные, я делаю свой прогноз, говорю, что мы считаем, что здесь такой-то диагноз и такая-то тактика лечения, и отправляем. И мне для этого не нужно видеть пациента.

Иногда я консультирую, знаете, как по-настоящему. Я сижу у монитора. У меня в этот момент ощущение, что не мне показывают пациента, а меня - пациенту, чтобы он был уверен, что на самом деле Марк Аркадьевич консультирует. Я говорю: «Здравствуйте». Для меня совершенно не играет роли внешний вид, я не могу даже оценить внешность, оно мне и не нужно, потому что у меня есть анализы гемоглобина. Но если это требуется моим коллегам, то я озвучиваю диагноз и тактику, которая, я считаю, необходима пациенту. Но больше я это делаю заочно. Где-то 30% - очно, где-то 70% - заочно, по данным.

Как вам кажется, по уровню развития и внедрения новейших технологий Россия в числе отстающих или передовиков? С одной стороны, если мы посмотрим на цифры, уровень проникновения интернета в Россию один из самых высоких. А что происходит в вашей сфере?

Мы абсолютно не отстающие. Все технологические методики есть у нас. Но вот что, например, меня расстраивает в этом: да, все это делается, но на зарубежном оборудовании. Нашего оборудования практически нет. И сегодня то, что я считаю одним из важных моментов, — это локализация производства. Как только начнется локализация производства, появятся площадки, на которых можно создавать подобную технику, к нам придут инженеры, мы будем делиться мыслями. Нам необходима серьезная технологическая и техническая поддержка КБ и инженерных групп, тогда мы уйдем вперед. Если бы была такая возможность, мы бы фонтанировали идеями. А сегодня мы работаем очень часто в интегрируемых операционных зарубежного производства, то же самое – с ультразвуковыми аппаратами с хорошим разрешением. Хотя вместе с тем у нас появились и современные операционные столы, и какие-то вещи революционные. Особенно автоматы лабораторные, которые мы используем. В это нужно обязательно стараться вкладываться, локализовать в нашей стране.

Основатель Alibaba Group Джек Ма как-то сказал: "Если вы спросите, почему мы сейчас успешны, эффективны, то это потому, что 10 лет назад мы очень хорошо понимали, во что вкладываться и что мы будем делать. Если вы спросите сейчас, продолжаем ли мы ехать на тех же идеях, - нет, мы уже думаем о том, что будет через 10-15 лет".

С одной стороны, медицина - позволю себе так оценить - довольно консервативная область, это здоровье человека. Но если заглянуть на 5-10 лет вперед, то все-таки эти новые технологии еще могут изменить лицо медицины?

Я уверен, что так и произойдет: влияние общего научно-технического прогресса будет колоссальным. Здесь должно быть большое изменение нашей ментальности в связи с новыми технологиями. Все это приведет к изменению медицины. В первую очередь уже наметились очень большие изменения в персонифицированной превентивной медицине, которые повлияют на диагностику на ранней стадии заболевания и при этом изменят характер лечения, и совершенно будет другое лицо у реабилитационной медицины. Это будет абсолютно точно.

Марк Аркадьевич, вы можете вспомнить, с чего начиналось использование технологий в частной телеком-индустрии, когда вы обзавелись первым телефоном? Сейчас невозможно себе представить жизнь без смартфона. Когда он у вас появился и каким был?

Мой первый мобильный телефон появился в 1994–1995 году, наверное. У него была крышка, он был увесистый. Но такой был… поражал. Но если честно говорить, то у меня сначала появился пейджер. Все ходили с пейджерами, и у меня был пейджер. И мне приходили вызовы, когда в больнице возникали серьезные осложнения. Пейджеры имели заведующие отделением, главные врачи.

Потом, когда я стал руководителем лечебного учреждения, пейджеры были не нужны, нужны были телефоны. Но удобство данного вида связи, возможно, привело к тому, что все сами очень быстро приобрели различные мобильные телефоны, выбрали себе тарифы, которые могли позволить. Я настолько счастлив с различными средствами связи, что с ужасом думаю о том, чтобы, не дай бог, их не было или что по какой-то причине эфир будет молчать. Нет, наоборот, я ни о чем не жалею, мне очень нравится возможность быть мобильным. Что значит мобильным? Быть доступным для своих коллег, пациентов, для членов семьи и друзей. И я также рад, что я могу с каждым из них связаться в любое время.